Никого не вернёшь

17 августа 2009 года в аварии на Саяно-Шушенской ГЭС погибли 75 человек, у которых, как выяснится позже, было 288 членов семей. Родственники погибших рассказали корреспонденту Сиб.фм, как катастрофа изменила их жизнь, почему вдовам проще, чем оставшимся одним мужчинам, и стоит ли верить в правосудие.

Валентина Гарнцева, осталась с тремя детьми:

17 августа, когда дочь ушла на работу, я с детьми ещё спала. Вдруг на улице крики, шум — прохожий сказал, что ГЭС прорвало. Вечером приехал сын и увёз нас на дачу. Говорю: «Что-то Инка не звонит». А он: «Мам, она никогда больше не позвонит, она уже в морге». Инну нашли в числе первых трёх.

У меня и мысли не было, что дочь может погибнуть. Она была штукатуром-маляром и отработала всего год после того, как из декрета вышла. Остались трое детей. Старшей сейчас 17 лет, среднему — 13, младшему — шесть. Всех с мужем воспитываем. Внучка сразу узнала. Среднего готовили постепенно, он был после тяжёлой черепно-мозговой травмы. Когда дочь привезли домой, соседи уже взяли его к себе ночевать. Но он забежал спросить что-то и увидел маму. Его сразу же увели.

А младший ничего не знал, ему тогда три года было. Первые полгода всё кричал, не мог понять, почему её нет. Музыку где-нибудь услышит и заволнуется: «Мамочка там!» Как-то он сидел за столом, не хотел есть. Я сказала: «Вот там, смотри, солнышко, облачко — там мама твоя сидит, смотрит на тебя. Видит, что ты кашу не ешь».

Вдовам легче, потому что их дети с ними.

112 млн рублей получили семьи погибших в 2009 году

Дети скрытные, внешне посмотришь — всё нормально. Но если что-то не в порядке, они учатся плохо. Старшая вот получала четвёрки-пятёрки, а после смерти матери съехала на тройки. У среднего тоже стали отметки хуже, но для мальчишки это нормально. У нас отличников никогда не было в семье. Он сказал, что будет сварщиком и пойдёт работать на ГЭС, как два моих сына.

Я сама до пенсии работала воспитателем, своих троих детей вырастила. И эти трое теперь у меня. Отцы у них всех разные. Один в Ачинске, но мы не общаемся. У среднего отца нет — это тайна дочери. А у младшего папа работает в Подмосковье, они прожили вместе четыре года. Я забрала детей к себе, потому что он ездит на вахту. Платит алименты, общается и всем детям — он их не разделяет — всегда подарки дарит.

На выплаты после аварии каждому ребёнку купили по квартире: две однокомнатные и одну двухкомнатную.

В суды я не хожу. У меня один со школы пришёл, другого надо в садик отвести, третий болеет. Когда мне?

Елена Малик, осталась с двумя детьми:

17 августа я была в отпуске, мы с детьми спали. Позвонила подруга, сказала, что на ГЭС авария. Её муж в это время был на проходной и видел, как всё происходило.

Я начала звонить мужу, он был недоступен. Приехал мой дядя, повёз меня с детьми в Саяногорск. Я всю дорогу твердила: «Поехали назад». Оставила детей в городе, и мы поехали обратно в Черёмушки. Навстречу шёл поток машин.

Около десяти утра в тот день приехали на станцию. Собралось много родственников. Нас туда, естественно, не пропустили.

Люди выходили все как зомбированные, мокрые с ног до головы. Никто ничего не понимал, никто ничего не мог сказать. Просто мимо проходили, на вопросы не отвечали.

Вечером ко мне подруга с детьми пришла и осталась, ждали вместе. На пятые сутки откачали воду и мужа достали. Он работал мастером турбинного цеха, на «315» отметке — ниже машинного зала. Должен был подняться с одной планёрки на другую, но не успел. А другой мастер успел.

Детям было три года и десять лет. Сказали им обо всём сразу же. Было тяжело. Всё это время мы работаем с психологом, она уже как друг семьи. Помогла встать на ноги, прийти в себя. Дочь с семи лет на танцы ходила, через полгода после аварии бросила, в прошлом году наконец-то восстановилась. По учёбе съехала, тройки появились за год, а раньше круглой отличницей была.

Уже почти четыре года я сама работаю на ГЭС техником. После аварии пришлось на станцию идти, там зарплата выше. Полтора года по ускоренной программе переучивалась. А раньше преподавала хореографию в детском саду.

Более 1200 томов составили материалы уголовного дела об аварии

В суде я ни разу не была. Думаю, что тех, кто на самом деле виноват, высшие силы накажут. Есть обида. Только непонятно, на кого и почему.

Александра Иванова:

Дочь переехала в Черёмушки из Норильска после смерти мужа. Её заявление на ГЭС пролежало почти год, она уже собиралась уехать обратно, как позвонили, позвали работать. Предлагали мастером сразу, но она отказалась, потому что людей не знала. Пошла маляром-штукатуром (была в одной бригаде с дочерью Валентины Гарнцевой, — прим. Сиб.фм), так и проработала почти десять лет.

Когда соседи сказали, что ГЭС прорвало, я была спокойна. Дочь говорила, что должна пойти на распределительные устройства в стороне от станции. А утром 17 августа их бригаду перенаправили в машинное отделение. Там их сразу затопило.

Одна женщина была в курилке, а другая за красками пошла, обе живы остались.

Она у меня единственная дочь, ей было 49 лет. Зять умер 17 лет назад, мой муж — 15. Все три могилки рядом. Сейчас живу совсем одна. Из родни — только сестра на Украине. Внучкам — 24 и 29, обе в Красноярске, работают. На компенсацию купили квартиры.

У дочери трёхкомнатная в соседнем доме осталась. Там всё как было. Стоит закрытая. Мы её не сдаём. Я не могу в ней находиться — приду, проверю и ухожу. Внучки приезжают летом, иногда с друзьями, живут там.

Мне уже 75 лет, в прошлом году продала дачу, больше не могу на ней работать. У меня сахарный диабет и больные ноги, а в декабре 2009 попала в больницу с сердцем.

В суды я не хожу, это всё бесполезно — никого не вернёшь.