В октябре в Новосибирске прошёл ХХ Фестиваль документального кино «Встречи в Сибири». В этом году основная программа была дополнена студенческим конкурсом — стартовой площадкой для начинающих режиссёров. На ней представила свой дебют выпускница факультета журналистики НГУ Ксения Луговская: короткометражный фильм Terra Nostra («Наша земля») о сотрудничестве сибирских и французских геологов. Специально для Сиб.фм автор фильма рассказывает ключевые моменты этой истории.
В 2017 году Россия и Франция празднуют 300 лет двустороннего сотрудничества в сфере науки. В 1717 году император Пётр Первый приезжает с официальным визитом во Францию и завязывает дружеские отношения с Королевской академией наук. На протяжении следующих двух веков развивается система контактов между учёными двух стран, как в рамках естественно-научных исследований, так и гуманитарных. Сибирские исследователи уже с конца 1950-х годов активно включаются в развитие этих отношений, особенно в сфере наук о Земле. Две истории о том, как французская геология пересеклась с русской и какую роль здесь сыграл новосибирский Академгородок.
Профессора Розанов и Франсуаз Дебренн на симпозиуме «Ископаемые губчатых и стрекающих организмов современной эпохи». 1971 год
Профессор Розанов в Музее естественной истории в Париже с Франсуаз Дебренн, Мишель Дебренн и Габриэлем Жилем, сотрудником музея. 1973 год
Если не таксист, то геолог
В начале ХХ века, на фоне некоторых коренных изменений в российском политическом пейзаже, значительная часть интеллигенции покидает страну и рассредоточивается преимущественно по Европе. Как следствие одна только Франция приняла около 400 тысяч русских иммигрантов, и процесс интеграции для них проходил довольно болезненно. Многим, даже представителям знатных фамилий, пришлось довольствоваться заработками не самого благородного характера.
Пожилые французы и сейчас вспоминают грустную шутку о том, что в 1920-е—1930-е годы большинство парижских таксистов были русскими князьями.
Но в каждой шутке — лишь доля шутки, ведь даже учёным и инженерам было очень трудно найти работу на чужбине.
В этом малообещающем контексте история русских геологов заслуживает отдельного внимания. Они получили поистине уникальную возможность интегрироваться во французское научное сообщество и продолжить свою работу за границей. Это стало возможным благодаря инициативе Высшей национальной геологической школы города Нанси. В 1920-е—1930-е годы, как раз во время первой волны эмиграции, школа начала принимать российские дипломы как эквивалент французских. Особенно повезло тем кандидатам, которые уже имели исследовательский опыт.
Профессор Франсуаз Дебренн
Пётр (Пьер) Семёнов-Тян-Шанский (справа)
1,4 млн беженцев из России перебрались в европейские страны, по данным Лиги Наций на август 1921 года
Это позволило молодым иммигрантам пройти вступительные экзамены и быть зачисленными на годичный учебный курс. Такое ускоренное образование как раз предназначалось тем геологам, которые хотели сменить профиль и заняться, в частности, горной инженерией. Впоследствии выпускники школы с русскими фамилиями участвовали в исследовательских группах на площадках в Заморских регионах Франции (тогда ещё колониях).
Среди таких выпускников — основатель целой школы исследования Сахары Николя Меньшиков. Именно под его научным руководством начинает свой путь в науке Франсуаз Дебренн в 1950-е годы — аспирантка, ныне профессор палеонтологии.
С самого начала работы Франсуаз интересовалась археоциатами — группой ископаемых кембрийского периода. Парадоксальным образом активнее всего этой группой занимались именно советские учёные, а сибирская школа была одной из передовых. Так, постепенно работа Франсуазы приобрела заметный русский акцент.
Профессора Розанов, Дебренн и Лучнинина на симпозиуме «Ископаемые губчатых и стрекающих организмов современной эпохи». 1971 год, Академгород
Профессора Журавлёва и Дебренн на симпозиуме «Ископаемые губчатых и стрекающих организмов современной эпохи». 1971 год, Академгородок
Приключения французского палеонтолога в Сибири
Инесса Тихоновна Журавлёва скончалась 28 июля 2007 года в возрасте 85 лет
— Моё сотрудничество с российскими, тогда ещё советскими исследователями, — это история давнишняя, — начинает рассказ Франсуаз. — Всё началось в 1956 году, когда я получила письмо от одной исследовательницы из СССР, которая занималась той же темой, что и я. Её звали Инесса Тихоновна Журавлёва, и мы остались друзьями до самого конца. Благодаря ей я получила доступ к весьма обширным советским исследованиям — так началось моё сотрудничество с советскими палеонтологами.
В течение следующих десятилетий Франсуаз Дебренн становится желанным гостем на крупных советских коллоквиумах и конференциях. В 1971 году французская исследовательница впервые приезжает в новосибирский Академгородок.
— В том году профессор Борис Сергеевич Соколов организовал кое-что невероятно важное для учёных, которые занимались губчатыми организмами. Он создал рабочую группу, которую мы назвали «Recent fossils Cnidaria and Porifera» («Ископаемые губчатых и стрекающих организмов современной эпохи»). Первое заседание группы прошло именно в Академгородке, а потом мы встречались каждые пять лет в разных городах. Именно в Новосибирске жили мои коллеги и друзья: Инесса Журавлёва, Алексей Розанов и Вероника Лучинина.
Мы славно работали в команде, нередко вместе прогуливали конференции. Замечательно это было! — вспоминает Франсуаз.
В то же время эта конференция в Академгородке не была рядовым местечковым мероприятием. Борис Соколов сумел организовать настоящую международную коллаборацию палеонтологов. Как подчёркивает профессор Дебренн, важно помнить, что столь важную для науки работу проделал учёный, который в то время жил именно в Академгородке. После той первой конференции Франсуаз стала регулярно наносить визиты в Сибирь, тем более, что её дочь, Мишель Дебренн, переехала в Академгородок в 1976 году.
— Мишель, это целая история, — поясняет Франсуаз. — Начать хоть с того, что то, самое первое письмо от Инны, я получила именно в тот день, когда родила дочь. Затем, по мере продвижения в моих исследованиях, я поняла, что большинство российских работ не переведены на русский. С моим неплохим уровнем английского, латыни и греческого у меня не было особого желания осваивать четвёртый иностранный язык, да ещё такой сложный, как русский. Тогда я стала подыскивать себе переводчиков; начала с младшей сестры, она учила русский, и некоторое время Анн-Мари переводила для меня. Но потом она стала работать, времени на мои тексты у неё уже не оставалось. Вот тогда-то я и спросила Мишель, не хочет ли она взять вторым языком русский? Дочь согласилась, и уже в 15 лет была моим полноценным переводчиком. Через несколько лет Мишель уехала учиться в СССР, и сейчас она — профессор НГУ.
Профессора Журавлёва, Лучинина, Розанов и Дебренн. 1971 год, Академгородок
Профессора Журавлёва и Дебренн в Музее естественной истории в Париже. 1978 год
В своей профессиональной деятельности Франсуаз часто пересекалась с французскими геологами русского происхождения, особенно с выпускниками Высшей школы Нанси. Это были геологи, эмигрировавшие в 1920-е годы, но спустя несколько десятилетий во французскую науку уже пришли дети первой волны. Одним из таких наследников, в самом широком смысле слова, стал Пётр (Пьер) Николаевич Семёнов-Тян-Шанский. По отцу — правнук выдающегося географа и путешественника Петра Петровича Семёнова, первого из Тян-Шанских. По матери — внук Петра Львовича Барка, последнего министра финансов царского правительства. О том, как молодой человек с такой родословной стал французским геологом, рассказывает его сын, Кирилл Семёнов-Тян-Шанский.
Тропа предков
Первое, на что указывает Кирилл, — это тот смысл, который мы вкладываем в слово «эмигрант».
Ведь есть разница между теми русскими, которые покинули страну добровольно, и теми, кто оказался в эмиграции по воле рока.
Последнее — как раз случай семьи Семёновых.
— Мой дед, Николай Дмитриевич, был морским офицером, и когда наступила революция, находился в Англии. Как вы понимаете, белому офицеру дорога в СССР была заказана, вернуться домой дед больше никогда не смог. В 1920-е годы он и его супруга обосновались во Франции, в городке под названием Обань. Там, в 1925 году, родился мой отец, Пётр Николаевич.
35 государственных наград разных стран заслужил Пётр Петрович Семёнов-Тян-Шанский
Обнаружив в себе с самого детства интерес к миру природы и страсть к путешествиям, Пётр Семёнов-Тян-Шанский решил покориться зову предков. Так, в 1950-е годы он становится научным сотрудником в лаборатории Музея естественной истории в Париже. В центре его научного интереса — особое семейство кораллов, тетракораллы. За время его работы над этой темой в Музее собралась целая команда кораллистов, о которой нынешние сотрудники вспоминают с теплотой:
— Как все крупные специалисты в Музее, Пьер Семёнов внёс значительный вклад в наши коллекции и развитие академической деятельности, — рассказывает Жан-Поль Сан-Мартен, профессор департамента Наук о Земле. — В частности, Пьер описал несколько важных образцов, которыми пользуются уже наши молодые коллеги как справочными материалами. Хотя я с ним не работал постоянно, сохранил о нём очень приятные воспоминания.
Это был обаятельный парень, charmant («со своим шармом»), с одному ему присущей элегантностью и достоинством. В нём чувствовалась кровь!
Пётр Семёнов-Тян-Шанский был не только увлечённым палеонтологом, но и неплохим фотографом. Семейные архивы Семёновых сохранили сотни плёнок, многие материалы даже не проявлены; на них — в основном площадки, где работал Пьер. Франция, Марокко и несколько плёнок из Сибири. В 1970-е годы Пётр также был участником академовских конференций. Примечательно, что первое знакомство с Россией — тогда СССР — произошло у Тян-Шанского в Сибири: именно тогда он впервые «вернулся» на родину предков. Как признаётся его сын, для потомка русского эмигранта это был невероятно значительный шаг.
Профессора Журавлёва, Дебренн и Лучинина. 1971 год, Академгородок
Участники симпозиума «Ископаемые губчатых и стрекающих организмов современной эпохи» около Дома Учёный СО АН СССР. 1971 год, Академгород
То, что не имеет границ
В начале XXI века, в мире, который, кажется, вот-вот затрещит по швам от мучающих его противоречий, нам остаётся не так много способов сохранить мир и найти общий язык. Сфера науки вполне подходит на роль площадки переговоров, контактов и согласия. Среди всех дисциплин геология выгодно выделяется: истории Франсуаз Дебренн, семьи Семёновых-Тян-Шанских, русских геологов первой волны доказывают — эта наука и вправду безгранична.
Птица высокого полёта, она оставляет далеко внизу все политические вопросы, социальные противоречия. Именно эта позиция придаёт ей мощный консолидирующий потенциал.
— Прежде всего, мы — геологи, а потом уже русские, французы, англичане и так далее, — подчёркивает Франсуаз.
История Земли простирается далеко за пределы наших знаний и даже самых дерзких догадок, а значит, нам всем есть над чем подумать. Вместе, независимо от цвета кожи, нации и убеждений.
Подпишитесь на нас в Telegram
